Великолепно провел вчера время, общаясь на протяжении двух невероятно насыщенных часов с представителем латышского национализма. Новым для меня было то, что концепция "нация" появилась в том виде, что мы знаем после французской революции. Сквозь прозрачную ткань нашего диалога просвечивала неумолимая вера моего собеседника в то, что нация стоит выше закона, морали, да и вообще человечности. Казалось, весь его арсенал мотивов сводился к патологическому страху перед исчезновением нации. Поразительно, но он с неизменной настойчивостью декларировал свою принадлежность к «цивилизованной» Европе, и для него было неожиданным сюрпризом узнать, что в Финляндии два государственных языка, а в Швеции, помимо государственного есть еще 7 официальных и что действительно цивилизованные страны уже давно выбрали путь недискриминации и интеграции всех меньшинств. Вероятно, моё невысокое мнение о Латвии как о стране, не дотягивающей до европейских стандартов и скорее всего принадлежащей к постсоветскому пространству, вызвало у него истинное разочарование. Неожиданностью для собеседника стало и то, что мне посчастливилось пожить в Риге, и помимо вылизанного туристического центра увидеть разруху, нищету и безысходность этого всем сердцем любимого мной города. Оппонент почему-то постоянно пытался рассказать мне о том, что "они европейцы" (намеренно пытаясь исключить меня из этого концепта) строят. И тут уж я не мог не согласится ибо кому как ни мне знать какой неоценимый вклад латышские строители вносят на Стокгольмских стройках, переезжая за достойной жизнью и оставляя Латвию с кровоточащей демографией. Его попытки вспомнить латвийские продукты ограничились лишь лесом, так что мне пришлось напомнить ему о знаменитом янтаре и рижских шпротах. Комичной оказалась и его попытка перейти на английский язык, владение которым, как выяснилось, оставляло желать лучшего по сравнению с русским. Еще он был удивлен, узнав, что я говорю на шведском.

Национализм никогда не вызывал у меня симпатий. Националисты для меня – это существа убогие, лишенные способности к разумному мышлению. Если бы я мог, я бы кинул камень в русского, немецкого или шведского националиста, но с латышским даже этого сделать не захотелось. Только жалость.