 Вспомнилось тут, как я однажды целый поэтический вечер испортил. На этот пероформанс в левое ЛитО я забрел случайно (читай: по пьяни). Экзальтированная девица читала стихотворение Бродского, написанное на преждевременный слух о смерти Сергея Чудакова, лениградского поэта и сутенера, замерзшего насмерть на Кутузовском проспекте спустя 25 лет после эпитафии. Не суть. В яркий, вообще-то, анапест, — вкралась и такая строфа: «Тщетно драхму во рту твоём ищет угрюмый Харон […]». → 2 comments
→ Я хер его знает, может у кого рот настолько натренирован, что туда и золотой трехкилограммовый слиток влезет, и люди небедные вбивали бабло трупам в хавальник — кувалдой, — Харону на чай, но тогда мне это в голову не пришло, и я довольно позорно накинулся на мамзель, в экстазе окончившую чтение. В общем меня оттуда поперли, что меня не сильно, правда, расстроило, ибо литературный кружок располагался на втором этаже Дома Офицеров, первый этаж которого тогда целиком занимал ресторан «Фрегат». |
Gregory's Server
→ За переправу через Стикс этот мастер спорта по гребле брал плату («навлон») — один железный прутик («обол», самая мелкая, если так можно выразиться, монета — по тем беспокойным временам). Оный вкладывали усопшим под язык. Ну и я с каких-то именин знал, что драхма — в дословном переводе — «горсть», — то есть, буквально, столько этих самых прутиков, сколько можно удержать, зажав в кулаке (шесть). →