Горбачев, как уже было сказано, пытался с этим что-то делать. Например, начал переводить в Москву на высокие должности кучу людей как раз из ВПК и энергетики - тем более что в этих отраслях всё ещё действовал положительный отбор, а не отрицательный. Длинный дом на Старой площади (ЦК КПСС, ныне АП) начал наполняться машиностроителями, но не всеми подряд, а Председателем правительства, например, стал Рыжков - бывший директор Уралмаша, переведший завод в основном на выпуск бурового оборудования. Сменит его Силаев - министр авиапрома (до этого - директор нижегородского "Сокола", где делали истребители МиГ). И даже после крушения Союза в 1992-98 правительство независимой России будет возглавлять бывший министр газовой промышленности Черномырдин. То есть две отрасли, на которых все ещё держались экономика Союза (энергетика) и его статус супердержавы (ВПК), получили политическое влияние, соответствующее их роли.
Одновременно Горбачёв начал демократизацию. Уже в 1987 году начались альтернативные выборы во многие местные Советы (до этого с 1918 года в бюллетене был всегда только один кандидат). Шли выборы на предприятиях. В самом начале 1989 года даже прошли реально конкурентные выборы Съезда народных депутатов, который формировал парламент страны (Верховный совет).
И тут случилось страшное. Во всевозможные Советы всегда выбирали местное начальство. Начальство это говорило дежурные речи перед выборами и не парилось. А тут пришлось реально участвовать в выборах, и даже иногда реально с кем-то дебатировать. То есть начальникам пришлось хотя бы иногда говорить публично речи не по бумажке. А начальники-то к концу советской власти были как на подбор - дубина на дубине (опять же, не все и не везде, умные не только в ВПК и энергетике обитали, но в массе, особенно в глубинке, всё было очень печально. Десятилетия отрицательного отбора - как минимум с начала брежневской эпохи, когда главными качествами начальника были не мозги и работоспособность, а умение договариваться, интриговать, проявлять лояльность и всегда говорить правильные слова, дали о себе знать).
И эти начальники начали что-то говорить не по бумажке. Не то, чтобы раньше в отношении их умственных способностей были какие-то иллюзии, но в глаза не бросалось. А тут начало бросаться. Миллионы людей, в первую очередь на тех самых "островах эффективности", где мозги ценились, увидели, что основной правящий слой страны состоит из дураков. Не каких-то безжалостных сторонников железной руки, не убеждённых коммунистов, не коварных мастеров политических манипуляций - нет, просто из дураков, не способных связно произнести пять слов.
При этом на самых верхних уровнях правящего слоя теперь сидели люди из ВПК и энергетики (тащившие за собой по цепочке своих людей), которые всё-таки привыкли работать в другой среде. И глядя на идиотов с отвисшими щеками и выпученными от напряжения глазами, пытавшихся пыхтеть на "встречах с избирателями" какие-то оставшиеся в головах лозунги, они думали - а на кой чёрт всё это сохранять? Может, лучше сломать всё к чертям?
Сломать получилось; сразу после этого стало, правда, ещё хуже, причём гораздо хуже. Ну потом начала строиться новая система, в которой где-то заработал положительный отбор, где-то снова отрицательный; это уже совсем другая история.
Какой вывод из этого можно сделать? Чтобы всё не развалилось, лучше всего, во-первых, продолжать держать "острова эффективности" в изоляции, во-вторых - начальникам за пределами этих островов запрещать вообще что-либо произносить от себя; только строго по бумажке, буква в букву, ещё заранее репетировать перед зеркалом не меньше пяти раз. И первое, и второе, естественно, ведёт к стагнации и загниванию, но зато всё будет спокойно и ничего не развалится.
Есть, правда, альтернатива - как-то делать так, чтобы дураки не становились начальниками. Но фантастические сценарии мы обсуждать не будем.