@rf
Женщины относятся к человеческим существам, а следовательно, обладают всеми естественными правами, которыми могут обладать человеческие существа. У них есть точно такое же, как и у мужчин, право создавать законы, не больше — ТО ЕСТЬ НИКАКОГО ПРАВА ВООБЩЕ. Ни человек в одиночку, ни какая-либо группа людей, не имеют права создавать законы и заставлять других людей им повиноваться. Утверждать обратное — значит считать их господами и хозяевами тех, от кого ожидается такое повиновение.
Единственный закон, к соблюдению которого может быть по праву принуждён человек, это всего лишь закон справедливости. А справедливость не может быть создана, отменена или изменена властью человека. Это естественный принцип, свойственный природе всякого человека и всякой вещи. Это естественный принцип, который определяет, что твоё, а что — моё, что — право и собственность одного человека, а что — право и собственность другого. Это, иными словами, черта, которую провела Природа, между личными и имущественными правами одного человека и личными и имущественными правами другого человека.
Этот естественный принцип, который мы называем справедливостью, и который затрагивает всех и каждого, я повторю, не может быть создан, но должен быть предметом научного изучения, как математика, химия или геология. И все так называемые законы, которые когда-либо принимались людьми, чтобы создавать, определять или контролировать права людей, были по сути своей столь же абсурдны и нелепы, как и законы, которые бы создавали, определяли или контролировали математику, химию или геологию.
Практически вся тирания, разбой и преступления, которые когда-либо совершались властями — а практически исключительно властями или теми, кого власти на то уполномочили, это всё всегда и совершалось — совершались ими под прикрытием закона. Какой-то человек или группа людей заявили о своём праве или попросту узурпировали власть издавать законы и принуждать к их соблюдению окружающих; тем самым они воплощали в жизнь свою волю, подменяя ей тот естественный закон или естественный принцип, который утверждает, что ни один человек или группа людей не могут по собственному желанию осуществлять власть над личностью и собственностью других людей.
Существует значительный класс людей столь жадных, что они желают присвоить для своих нужд личности и собственность других людей. Объединяясь ради этой цели, они называют себя властями, издают то, что они называют законами, а потом назначают судей, губернаторов и констеблей, а в крайнем случае — прибегают к штыкам, чтобы добиться подчинения.
Есть и другой класс людей — поглощённых амбициями, любовью к известности и власти. Они полагают, что правление людьми и создание для них законов приносит славу. Но так как у них нет самостоятельной возможности принуждать к подчинению, они объединяются с вышеупомянутым жадным классом, становясь его инструментами. Они дают обещание издавать такие законы, какие будут угодны жадному классу, если тот уполномочит их это делать, обеспечит деньгами и солдатами для того, чтобы воплощать эти, так называемые, законы в жизнь.
Есть ещё один класс людей — те, чьё высокое мнение о собственной мудрости, достоинствах или религии заставляет их верить в наличие у них права и своего рода священной власти создавать законы, чтобы управлять теми, кого они считают менее мудрыми, менее достойными или менее религиозными, чем они сами. Они считают, что лучше всех остальных знают, что нужно делать, а что — нет, кем нужно быть, а кем — нет, чем владеть, а чем — нет. И они сговариваются, чтобы создавать законы для того, чтобы подчинить всех остальных своей воле или, как они предпочитают говорить, своему высокому разумению. Они, кажется, совсем не знают о той истине, что каждому человеку были даны собственный разум и собственное тело, отличающиеся и отделённые от разумов и тел других людей; что разум и тело каждого человека по природе своей имеют права, отличные от прав любого другого человека; что только эти индивидуальные права и существуют в мире; что право каждого человека состоит всего лишь в его праве управлять своей душой, своим телом и своей собственностью так, чтобы это соответствовало его воле, удовольствию и разумению в той мере, в которой это не противоречит равному праву любого другого человека на свободное владение и распоряжение своей душой, своим телом и своей собственностью. У них, кажется, нет никакого представления о той истине, что покуда человек не беспокоит чужие души, тела и собственность, он вовсе не обязан верить в их мудрость, достоинства и религию, или в то, что они считают для него лучшим.
Эта группа самоуверенных, мудрых, добродетельных и религиозных людей, недостаточно сильных для того, чтобы самостоятельно создавать законы и подчинять им человечество, объединяются с вышеупомянутыми жадным и амбициозным классами ради достижения общих целей. Весь фарс, жаргон и Вавилон, который они творят с помощью своих правительств, был бы невероятно смешным и нелепым, если бы не был практически единственной причиной нищеты, невежества, пороков, преступлений и несчастий, существующих в мире.
К этому последнему классу — классу самоуверенных, мудрых, достойных и религиозных — относятся и те сторонники избирательного права для женщин, которые так стремятся задействовать их во всей той лжи, абсурде и узурпации, которые и представляет собой издание законов и подчинение им других лиц. Какое потрясающее количество мудрости, достоинства и знаний они планируют дать, или навязать, остальному человечеству, если им будет позволено участвовать вместе с мужчинами в составлении законов. Если верить их собственным обещаниям и прогнозам, не затронутым не останется никто на земном шаре, если женщины смогут до нас добраться и вместе с мужчинами издавать такие законы, которые никто не имеет права издавать, и которым никто не обязан подчиняться. В соответствии с их программой, всех нас необходимо отправить на их законодательную мельницу, пропустить через неё, перемолоть, и вылепить из нас нечто, в чём трудно будет уже распознать человеческое существо. Считая себя богами, они хотят воссоздать нас по своему образу. Но их образов так много, что в лучшем случае мы будем иметь по одной черте от каждого из них. Какое из всего этого в итоге выйдет человекоподобное животное, невозможно даже предположить. 
На самом деле, нам не дано терпеть даже те почти невыносимые несчастья, которые обрушивают на нас уже принятые законы — не лучше ли, в конце концов, нам быть (если нам будет позволено быть) простыми существами, которыми сделала нас Природа, чем принять гротескные и ужасные формы, которые нам придадут новые законодатели, если мы позволим им распространить на нас свою власть?
Оправдание, предлагаемое женщинами, тем законам, которые они хотят на нас распространить, состоит в том, что женщин угнетают ныне существующие законы. Конечно, они угнетены; как и все остальные люди — кроме самих угнетателей — теми законами, которые уже приняты. По общему правилу, угнетение — единственная цель любых когда-либо принятых законов. Если бы люди желали справедливости, и только справедливости, никакие законы бы не были созданы; так как справедливость — это не то, что можно создать. Если мужчины или женщины, или мужчины и женщины хотят справедливости и только справедливости, им следует не издавать законы, а отменять законы — все законы — которые были приняты. И когда они отменят все законы, которые были приняты, позвольте им посвятить себя изучению, соблюдению и, если необходимо, воплощению в жизнь единственному закону — закону Природы — «единому для Рима и Афин» — Китая и Англии — который не был создан человеком. Женщины и мужчины буду тогда обладать правами; всеми правами; всеми правами, данными им Природой. Но до тех пор ни мужчины, ни женщины не могут иметь ничего, что они могли бы назвать своими правами. В лучшем случае они будут обладать теми свободами и привилегиями, которыми человеческий закон сочтет нужным их наделить.
Если женщины вместо того, чтобы требовать возможности участвовать в принятии новых законов, сообщат существующим законодателям о своём (женском) намерении прийти в парламент, чтобы швырнуть в огонь все существующие статуты, они совершат весьма разумный поступок — один из самых разумных из тех, что находятся в их власти. И к ним присоединится толпа мужчин — во всяком случае все честные и разумные мужчины в стране.
Но эта тема заслуживает отдельной работы, а не тех нескольких слов, которые здесь приведены. Не надо полагать, что сторонники избирательных прав для женщин заслуживают особого порицания; многие из них, без сомнения, принадлежат к числу лучших и честнейших из тех глупцов, которые считают необходимым издание законов.